Материнская любовь

На службу Сашу провожали всей семьёй: отец давал суровые мужские напутствия, сестрёнка Инна висла на шее своего высокого брата-красавца. Мать Галина молча плакала, стараясь не выдавать своих страданий. Накануне призыва они вместе побывали в церкви, где Саша принял крещение: так уж получилось, что событие это случилось поздно. Впрочем, лучше поздно, чем никогда – успокаивала себя Галина Алексеевна. Бог поможет и спасёт сына. Только бы он не попал в Чечню! Наслушавшись рассказов ветеранов Афганистана, – а в той далёкой стране сложили свои головы несколько тихвинских ребят, – она молила небеса о том, чтобы её сын не попал на войну. Пусть о ней говорят как о маленькой, локальной войне, но на другой стороне воюют опытные, подготовленные вояки, по вере которых считается за честь «убить неверного», то есть христианина…

Саша не попал на войну. Он даже успел приехать один раз на побывку. Потом писал, что служба идёт нормально. Ну, и слава богу! Проблем в середине 90-х хватало с избытком и дома: в Тихвине один за одним останавливались производства, на долгие месяцы задерживали зарплату, почти каждый горожанин после работы устремлялся к клочку земли, где старался вырастить своей картошки-морковки, капустки, чтобы выжить.

Поэтому письмо без каких-либо штемпелей, оказавшееся в почтовом ящике, подействовало как обух по голове. Родной Сашин почерк сообщал: «Мама, я в плену. Есть один шанс выжить: заплатить за меня 10 миллионов. Если ты не приедешь за мной, можешь меня похоронить. Если расскажешь об этом кому-нибудь, может случиться непоправимое. Пока я жив и здоров. Чтобы найти меня, нужно ехать в Дагестан, город Хасав-Юрт, оттуда на Грозный до Кошкелды. Там с деньгами ждать у мельницы с 25 по 28 ноября».

В семью постучалась сама смерть. Последняя зарплата на ОАО «Трансмаш» была в октябре. Сто тысяч. Единственной ценностью оставалась квартира. Но кто даст под залог такую огромную сумму? Но поиски начались! В это же время Галина Алексеевна знакомится с Геннадием Табуреткиным, председателем Тихвинского совета воинов-интернационалистов. Геннадий в тот момент как раз готовил с друзьями фестиваль интернациональной авторской воинской песни, на который были выделены деньги. Самые талантливые авторы и исполнители должны были получить денежные призы. Когда они узнали о страшном выборе семьи: деньги или жизнь молоденького тихвинского солдата, то все – до единого! – решили передать свои призы матери солдата. Так и получилось. Уже через три дня она мчалась в поезде в Хасав-Юрт.

…Что она пережила в пути, о чём передумала – об этом можно только догадываться… Дать жизнь ребёнку, вырастить из него высокого, красивого парня, добродушного, весёлого… и потерять? За что, Господи! А что там уже пережил русский мальчик, привыкший к ласке и уважению, повседневной заботе? А что ему ещё предстоит пережить? А может быть, его уже и в живых нет?! В городок приехала поздно вечером. Куда идти, не представляла. Взяла такси и поехала в русский штаб: ведь именно оттуда отправляли Сашу в Чечню! Разговорчивый водитель, чеченец, поинтересовался, зачем приехала русская женщина так далеко? Ответила, как инструктировал Гена Табуреткин: на опознание тела сына. Водитель замолчал, а она, закусывая губы, умоляла про себя силы небесные: «Только не это!» Выскочила, забыв сумку, вернулась. Водитель успокоил: «Иди, женщина, всё будет в порядке, я подожду».

Как во сне Галина наблюдала, как в штабе вызванивали сына, прислали солдата, как оказалось, однофамильца, как старший офицер развёл руками и заявил, что помочь ничем не может! И даже не предложил кружки чая с дороги убитой горем матери. Она стояла и сквозь шум в ушах и слёзы в глазах смотрела и слушала, онемев, как штабные сотрудники смеялись, шутили между собой, собираясь на ужин. Она была здесь лишней… От горя и голода – не ела с тех пор как покинула родной Тихвин, закачалась и пошла на выход с чётким осознанием, что её и сына предали. Предали свои же.

Она отправляла на службу крепкого, здорового парня, который дал клятву честно исполнять свой воинский долг. Но через полгода, не разобравшись в ситуации, как это выяснилось позднее, ей объявили в военкомате, что Саша – дезертир. Пугали судами, угрожали. Она знала: её сын так поступить не мог! С ним что-то случилось. Но что? Она ежедневно писала и звонила во все инстанции, которые ей становились известны. В части, где служил Саша, на телефонный звонок ответил командир части. Он заявил, что не знает, где Саша… Ещё месяц она билась в бесплодных попытках выяснить судьбу сына. А потом в почтовом ящике появилось его письмо…

Шатаясь как пьяная, не осознавая происходящее вокруг, мать вышла из штаба на улицу: как жить дальше?

Таксист-чеченец понял ситуацию с полувзгляда. Успокоил русскую мать, как мог, и пригласил остановиться в его семье. Если, конечно, русская женщина не боится. Но тут же здраво рассудил: «Ведь ты – мать. А русская или чеченская – это всё равно. Любовь к родному ребёнку у всех одинакова. А пока ищешь сыночка, приглашаем тебя к нам. По обычаю гор, раз ты оказалась здесь, ты – наша гостья, и мы теперь отвечаем за тебя».

Так Галина Алексеевна попала в большую семью чеченцев, которые сделали для неё больше, чем все общественные организации и воинские начальники вместе взятые. В доме было полно народу – все родственники здесь стремятся жить вместе. Это обычай. А ещё один обычай – сразу покормить гостя. Вскоре её усадили за стол, где было много самой разной еды. И тут она, что называется, отошла, отогрелась душой. Расплакалась, рассказала, что приехала выкупать сына из плена. А потом, всё ещё не веря в удачу, достала пачку денег, сказала: можете убить!

Зейнаб спокойно возразила: «Положи деньги, куда захочешь. Завтра там же возьмёшь».

Утром Хампаша, тот самый таксист, предложил выехать вместе с ним на поиски сына. До назначенного срока выкупа оставалась ещё неделя. А вдруг удастся раньше договориться с боевиками?

От одного слова «боевики» её сердце заледенело. Ехать к тем самым жестоким, злым и беспощадным горцам с автоматом Калашникова наперевес? Но и этот страх перешагнула: чего не сделает мать ради сына!

Боевики, действительно, злились, ругались, когда узнавали про выкуп. Говорили так: мы воюем за свою родину, а те, кто назначает выкуп, шакалы, а не люди. Узнаем, кто это предложил – сами порешим шакалов из автомата. Но ей был нужен сын, а в том, что тогда творилось в Чечне, никто разобраться не мог. Но ни боевики, ни местные жители ничего о сыне сказать не могли. Вместе с Зейнаб, русская и чеченская женщина, ходили по дворам, показывали фото Саши, но никто о нём не знал. Кое-где во дворах Галина видела русских парней, но они сразу и молча уходили. Она догадывалась, что за спиной каждого – своя трагедия, а где-то ночами не спят их матери, ищут и ждут своих сыновей.

Вот и пришёл назначенный день 25 ноября. С утра мать встала у мельницы, вслушиваясь в звуки непривычной чужой жизни. Как подъехал мотоцикл с двумя чеченцами и Сашей посередине, она не заметила. Обрадовалась, что сын жив, но он попросил молчать. Её посадили в сопровождавшую мотоцикл машину. В каком-то доме отдала деньги, протянула руки к сыну, но их снова повезли, это оказался Гордали-Юрт. Там Сашу посадили в яму, на него приходили посмотреть, как на зверя, маленькие боевики, не те, настоящие, а те, кому бы только покуражиться. Дразнили, кидали камни. Мокрый, избитый, грязный Саша был похож на затравленного зверька с безысходным отчаянием в глазах. Впору было свалиться от отчаяния, и оно острой и сердечной болью накатывало на Галину, но она снова и снова боролась, не сдавалась.

Она дважды встречалась с Салманом Радуевым, который успокоил её, посоветовал ждать обмена. И заверил, что сын находится под его защитой. Но и после этих визитов ситуация оставалась неизменной: сын сидел в яме, ожидая всякую минуту смерти.

Помогла чеченская мать Зура. Она составила заявление на имя Радуева и с этой бумагой ходила по селу, просила других матерей помочь русской матери вызволить сына из ямы. Двадцать три женщины подписали бумагу, но были и те, кто плевался и ругался на Зуру: у тебя, Зура, русские братьев убили, а ты помогаешь матери одного из них. Чтобы Радуев согласился на ходатайство земляков, семьи Зуры (четверо детей) и Яхиты, у которой было трое детей, предложили свои семьи в качестве заложников.

Не политикам, а матерям следует доверять решение вопросов войны и мира! Они бы поняли и поддержали друг друга. Что может быть выше, сильнее материнского слова и объятья?!

Сашу выпустили, наконец, из ямы, и он стал жить в большой семье Зуры. Он не мог прийти в себя: кричал и бредил по ночам, начинались нервные приступы и никто их не мог остановить.

Давайте вспомним, как воспитываются мальчики в русских семьях? Ведь они остаются детьми до 40 лет, никто не приучен к страданиям и лишениям – за редкими исключениями. Молодым мужчинам с детского садика внушали, что все люди – братья. Увы, пока – нет! Какой же ужас и смертную тоску должен был испытать тихвинский паренёк, когда его в карауле оглушили тупым предметом по голове, скатали в ковёр и унесли неведомо куда? А как издевались над беззащитным солдатом – он об этом не мог даже рассказать… Вот почему Саша не мог спать по ночам: вся семья вскакивала от его душераздирающих криков, а он кричал: «Стреляй! Стреляй!» Мать пыталась разбудить сына, Зухра качала головой: не трогай его, пройдёт приступ, очнётся сам. Саша через какое-то время приходил в себя, зрачки возвращались на место, но по-прежнему было страшно смотреть в эти опустошённые глаза.

А жизнь в горном селе шла своим чередом: без еды и воды, без одежды, без денег. После бомбёжек выживали, кто как умел. Трудились всей семьёй, чтобы как-то прокормиться. Переживали за Зуру: знали, что у неё открытая форма туберкулёза, а на лечение нечего и рассчитывать, только бы поесть было чего.

В свободную минутку садились к телевизору, которые были почти в каждом доме, как ни странно. Вместе смотрели программу «Даймок», единственную, которой доверяли, и которая могла подсказать, что и где происходит, к чему надо готовиться. А там всякий раз звучала песня от имени русского солдата:

«Горит мой танк. Горю в нём я,
А за спиной – Отчизна милая моя.
Разграблена, не пахана. Не сеяна…
Горит чечен, подбив мой танк,
А за спиной клочок земли –
Отчизна милая его.
Российскими снарядами распахана.
О, мамы милые. Простите нас…»

Чем дальше, тем яснее становилось, что рассчитывать на обмен военнопленными не приходится. А тут Галина вспомнила картинку своего посещения Радуева. В приёмной всесильного Салмана за столиком, закрывшись газетой, сидел сподвижник Радуева. Он все разговоры о плене Саши, обмене, разумеется, слышал и потом, как бы невзначай, спросил, не опуская газеты: «У вас что, верёвки на ногах?» Она поняла, что это была подсказка! Саша находился в относительной свободе. Но в любой момент его могли утащить в горы, и даже неизвестно кто: боевики, бандиты? И тогда Галина больше никогда не увидит сына, как не увидели их тысячи русских матерей, получивших из Афганистана и Чечни цинковые гробы. Некоторым и этого не досталось.

Две матери обдумывали побег. Для русской это было спасением сына, для чеченской – риск потерять свою семью. Они не думали о войне, о горе-политиках, которые не сумели мирным путём решить сложные вопросы соседства двух народов. Матери думали о сыновьях, забывая собственную боль и страдания во имя детей. Чеченская мать Зура, без преувеличения, совершила подвиг, когда решилась и помогла спасти русского солдата. Сына Галины.

Чеченцы-помощники понадеялись, что в страшной неразберихе военных действий, которые то и дело возобновлялись, не будет дела до судьбы Саши. В общем, так оно и вышло. Но нужно было ещё добраться до ближайшего блок-поста, а это два километра опасного пути. Шли двумя группами, Саша – в одной, мать – в другой. Недалеко от станции Прохладная чеченцы молча удалились. Впереди была Россия. Это было счастьем, хотя Саша, в силу своего глубокого нервного потрясения, осознавал ситуацию не до конца. Рядом была любимая мама, она всё решала. Она действовала. Она вела сына из плена домой.

Деньги на билеты и еду закончились перед Воронежем. Куда идти? Галина подошла к трём русским женщинам, сидевшим на скамейке. Попросила: везу сына из плена, деньги кончились. Помогите. Без лишних слов одна из женщин протянула весь кошелёк: «Бери, сколько нужно. Я тебя понимаю».

Добрались до Воронежа. Оставив сына у родни, маленькая, худенькая, но такая решительная Галина пошла в часть, где служил Саша. Там о судьбе солдата ничего не знали. И тогда Галина решительно заявила: сын не дезертир, и я его вам не отдам! К её удивлению, командир не стал возражать, поспешил заявить: сына демобилизуем!

Так и случилось. В Чечне Саша пробыл 10 месяцев. Ему полагались льготы, но кто об этом думал тогда!

Реабилитацию сына мать проводила сама, как умела. Но это успеха не принесло.

Прощаясь с Сашей и Галиной, Зура дала им по девять зёрнышек кукурузы и фасоли. Попросила посадить в землю: «Благодаря им я всегда буду с вами! – и добавила, обращаясь к Саше – А если ты обидишь мать, я тебя прокляну».

Войны – большие или маленькие, интернациональные или отечественные, любые, поломали тысячи судеб. Не всем участникам войн удалось справиться с невыносимой болью потерь и встреч со смертью… Не всем! Так случилось и с Сашей. Следствием случившегося с ним несчастья стала ранняя смерть отца, бесконечные болячки матери. Семья, некогда дружная и красивая, распалась. Не стало квартиры, которую с такой любовью обустраивала мать. А ей самой даже пришлось покинуть родной город. Дочь купила в рассрочку комнату в Пикалёве, а настоящих друзей нашла Галина Алексеевна в Бокситогорске. Многие ровесники, с которыми она общается в центре для пожилых людей, знают её грустную историю. Чаще всего – понимают и сочувствуют. Случаются и другие отзывы. Она очень устала от этой бесконечной сердечной боли и больше не хочет, чтобы называли её фамилию. Достаточно узнать печальную историю семьи, чтобы каждому понять себя, и понять, что такое счастье и горе. Она так считает. Оставим ей это право.

Ведь она свой материнский подвиг совершила не ради красивых слов. И продолжает надеяться в глубине души, что оттает сердце сына, что станет он прежним…

Ах, война, что ты делаешь, подлая?

Светлана Владимирова.

P.S. Один из детей Зуры, Магомед, не так давно искал в Интернете Галину Алексеевну и Сашу. Но она узнала об этом слишком поздно, а в силу обстоятельств компьютером она не пользуется. И потом…что она скажет своим чеченским друзьям?